— Вы ведь еще на нее нажмете, не так ли? — поинтересовался Кальдерон.

Они кивнули, и в наступившей после этого тишине Фалькон коротко изложил Кальдерону свой разговор с Лобо о масштабах коррупции при строительстве «Экспо-92» и о причастности к этому Рауля Хименеса. Упомянул он и о предостережении, высказанном комиссаром.

— Если коррупция имеет отношение к этому убийству, то мне придется открыто заявить о ней! — воскликнул Кальдерон с загоревшимися бойцовским огнем глазами.

— Да, конечно, — сказал Фалькон. — Но дело очень щекотливое: есть влиятельные лица, которым, даже если они и чисты, могут не понравиться некоторые ассоциации. Вспомните, кто из вашего ведомства запечатлен на этих фотографиях: Бельидо и Спинола. Достаточно назвать этих двоих.

— Но ведь прошло уже десять лет, — откликнулся Кальдерон, чей идеализм мгновенно иссяк.

— Можно и десять лет носить в себе обиду, — заявил Фалькон, и его коллеги посмотрели на него так, будто он сам носил в себе не одну, а несколько обид разом.

Фалькон доложил о своем разговоре с Консуэло Хименес и передал Кальдерону распечатку адресной книги, упомянув о том, что убийца украл мобильный телефон Рауля Хименеса. Палец Кальдерона заскользил сверху вниз по списку. Рамирес зевнул и закурил следующую сигарету.

— Итак, правильно ли я понял, — сказал Кальдерой, — что, несмотря на этот жуткий фильм, найденный нами в квартире, несмотря на все опросы и показания, пока… у нас нет никаких реальных зацепок?

— Сеньора Консуэло Хименес по-прежнему остается главной подозреваемой. Она единственная из опрошенных имела весомый мотив и возможность совершить убийство. Элоиса Гомес — вероятная пособница убийцы, действовавшего независимо от сеньоры Хименес.

— Не обязательно, — возразил Кальдерон. — Убийца мог быть нанят сеньорой Хименес, которая наверняка не захотела бы навлекать на себя подозрение, обеспечивая убийцу ключом. Она предложила бы ему самому найти способ проникнуть в квартиру.

— А он использовал бы проститутку или подъемник? — подхватил Рамирес. — Я знаю, как бы поступил я.

— Если девица впустила его в квартиру, зачем же он снял ее на пленку? — спросил Кальдерон. — Это бессмыслица. Гораздо больше смысла в другом — в желании показать нам, какой он ловкач.

— В обоих сценариях есть свои «за» и «против», — подытожил Фалькон.

— Вы оба серьезно подозреваете сеньору Хименес?

Рамирес ответил «да», Фалькон — «нет».

— Как вы предполагаете вести дальше расследование, старший инспектор?

Фалькон похрустел пальцами. Кальдерон поморщился. Фалькону пока не хотелось выкладывать все, что подсказывало ему внутреннее чутье. Ему требовалось время, чтобы подумать. В этом деле уже и так хватало чрезвычайных обстоятельств, чтобы еще грузить коллег тем, что случилось с Раулем Хименесом в конце 1960-х годов. Но как руководитель он обязан был иметь идеи.

— Начнем прорабатывать оба сценария и список контактов Рауля Хименеса, — сказал он. — Я думаю, нам следует продолжить обход квартир и ближайших улиц в поисках свидетеля, который подтвердит одну из версий проникновения убийцы в дом и, возможно, даст его описание. Необходимо побеседовать с руководством транспортной компании. И еще мы должны надавить на Консуэло Хименес и Элоису Гомес.

У Кальдерона не нашлось никаких возражений.

Они возвращались в полицейское управление на улице Бласа Инфанте. За рулем сидел Рамирес. Катя через мост к площади Кубы, инспектор внезапно ощутил сухость в горле, спровоцированную видом рекламы пива «Крускампо». У него мелькнула мысль, что хорошо было бы пропустить кружечку, но, уж конечно, не с Фальконом. Он предпочел бы выпить с кем-нибудь более компанейским.

— Какие у вас соображения, старший инспектор? — спросил он, оторвав Фалькона от размышлений о том, каким нескладным оказалось его первое совещание с Кальдероном.

— Я их, в общем-то, высказал судебному следователю.

— Ну уж нет, не верю! — воскликнул Рамирес, слегка постучав по рулю. — Я-то вас знаю, старший инспектор.

Эти слова заставили Фалькона развернуться на сиденье. Мысль о том, что Рамирес начал просекать его уловки, показалась ему забавной.

— Так расскажите мне, инспектор, — попросил он.

— Вы говорили ему одно, а думали совсем другое, — ответил Рамирес. — Вы, например, прекрасно знаете, что проверка всех этих контактов — такая же пустая трата времени, как опрос парней, которых уволила сеньора Хименес.

— Я этого не знаю, — сказал Фалькон. — А вот вы знаете, что есть определенные предписания. Мы должны показать, что ничего не упустили.

— Но вы же не думаете, что это выведет нас на убийцу, а?

— Я ничего не исключаю.

— Вам ли не понимать, старший инспектор, что это дело рук психопата.

— Если бы я был психопатом и получал удовольствие от насилия над людьми, я бы не выбрал квартиру на шестом этаже Эдифисьо-дель-Пресиденте со всеми сопряженными с этим сложностями.

— Он по натуре лихач.

— Он следил за этим семейством. Изучал тех, в кого метил. Именно их, — возразил Фалькон. — Он наверняка видел, как они ездили смотреть свой новый дом. Он наверняка видел, как представители транспортной компании поднимались в квартиру…

— Завтра утром нужно первым делом побеседовать с ними, — встрепенулся Рамирес. — Пропавшие комбинезоны и все такое прочее.

— Завтра Viernes Santo, [28] — охладил его пыл Фалькон.

Рамирес въехал на стоянку позади полицейского управления.

— Мотив, — произнес он, вылезая из машины. — Почему вы не верите в виновность стервы?

— Стервы?

— Те парни, с которыми я разговаривал и которые были рады-радехоньки развязаться с Консуэло Хименес, расписали ее как сущую мегеру, но специалист она, по их словам, блестящий.

— И это редкость в Севилье? — спросил Фалькон.

— Это редкость в кругу богатых жен. Как правило, они не любят пачкать ручки и с утра до ночи болтают с каким-нибудь маркизом и маркизой де Никто. Но сеньора Хименес, видимо, делала все.

— Например?

— Мыла салат, крошила овощи, готовила revueltos, [29] обслуживала столики, ходила на рынок, платила зарплату, вела бухгалтерские книги, да еще встречала гостей и занимала их беседой.

— Ну и каков ваш вывод?

— Она любила этот бизнес. И считала его своим. Новый ресторан, открытый ими в Макарене, — это была ее идея. Она делала эскизы, руководила отделкой интерьеров, подбирала декор, нанимала персонал — все сама. Единственным, чего она не касалась, было меню, так как она знает, что привлекает к ним завсегдатаев. Мастерски приготовленные классические севильские блюда.

— Похоже, вы у них бывали?

— Лучшее гаспачо в Севилье. Лучший домашний хлеб в Севилье. Лучший окорок, лучшая болтунья, лучшие отбивные котлетки… все лучшее. И к тому же недорого. Ничего эксклюзивного, хотя у них всегда есть стол для тореро и прочих идиотов.

Рамирес открыл плечом заднюю дверь полицейского управления, придержал ее для Фалькона и последовал за ним вверх по лестнице.

— К чему вы клоните? — поинтересовался Фалькон.

— Как, по-вашему, она отреагировала бы, если бы, положим, ее муж решил продать дело? — Ответ-вопрос Рамиреса буквально пригвоздил Фалькона к месту. — Я не упомянул об этом в присутствии Кальдерона, потому что пока могу опираться только на свидетельство уволенных.

— Какое везенье, что именно вы беседовали с ними, — произнес Фалькон. — Ну разве я был неправ, говоря про необходимость строго следовать предписаниям?

— Надеюсь, вы теперь не заставите меня пропахивать адресную книгу? — буркнул Рамирес.

— Так эти парни видели, как Рауль Хименес с кем-то вел переговоры?

— Вы когда-нибудь слышали про сеть ресторанов «Cinco Bellotas» [30] которой заправляет некто по имени Хоакин Лопес? Молодой, энергичный, со связями. Он один из немногих в Севилье, кто мог бы завтра же купить и возглавить рестораны Рауля Хименеса.

вернуться

28

Страстная пятница (исп.)

вернуться

29

Яичница-болтунья (исп.)

вернуться

30

«Пять желудей» (исп.)